ЭСКИЗЫ К ПОРТРЕТУ БЕРЛИНСКОЙ ЭМИГРАЦИИ

«РУССКАЯ ГЕРМАНИЯ» В 1920-е ГОДЫ
АЛЕКСАНДР БОРОЗНЯК
ПРОФЕССОР ЛИПЕЦКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕДАГОГИЧЕСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
ЕВА ОБЕРЛОСКАМП НАУЧНЫЙ СОТРУДНИК ИНСТИТУТА СОВРЕМЕННОЙ ИСТОРИИ, МЮНХЕН
После кровопролитной гражданской войны из-за близости к России Берлин поначалу превратился в перевалочный пункт, откуда русские эмигранты постепенно распределялись по другим странам. В 1919–1921 годах в Германии насчитывалось 250–300 тысяч русских эмигрантов, в 1922–1923 – около 600 тысяч, из них 360 тысяч в Берлине. Здесь сосредоточилась значительная часть известных в России ученых, общественных деятелей, издателей, писателей, журналистов, музыкантов, артистов, художников.
Русские эмигранты с иронией говорили по этому поводу, что в столице Германии (недавнего противника в Первой мировой войне) русскую речь встретишь чаще, чем немецкую.
На короткое время (до второй половины 20-х годов) возникло уникальное параллельное существование культуры русской «диаспоры» и советской «метрополии». Собственно, в этом и состоял феномен «русского Берлина». Свертывание в СССР «новой экономической политики», переход к политике «закручивания гаек» достаточно быстро положили конец этому феномену.
Из-за инфляции марки в Германии создались выгодные типографские условия работы, поэтому Берлин вошел в историю эмигрантской литературы огромным количеством издательств. По разным оценкам, к 1924 году там действовало от 40 до 87 эмигрантских издательств. По немецкой статистике годовая продукция русских книг в Германии превысила число немецких. Своей свободой эмигрантские издательства нередко привлекали немало авторов из Советской России.
В Берлине выходило несколько ежедневных газет: «Голос России», «Руль», «Накануне». Издавались обретшие широкую известность журналы: «Жизнь», «Новая русская книга», «Социалистический вестник», «Заря». Указанная периодика отражала практически всю палитру партий и движений российского зарубежья – от монархистов до анархистов, а литературно- художественные журналы вобрали в себя многообразие литературно-художественных направлений Серебряного века.
«Литературное приложение» к газете «Накануне» стало изданием, знакомившим русское зарубежье с молодой советской литературой. Здесь печатались произведения советских писателей Константина Федина, Всеволода Иванова, Михаила Слонимского, Михаила Булгакова, Валентина Катаева.
РУССКИЕ ПИСАТЕЛИ
В «РУССКОМ БЕРЛИНЕ»
Особое место Берлин занял в жизни и творчестве Владимира Набокова. Здесь в марте 1922 года фанатиками-монархистами был убит его отец, лидер партии конституционных демократов. Эта смерть, очевидно, наложила отпечаток на его отношение к месту преступления – Германии. Он не мог и не хотел выражать симпатию к немцам, не хотел учить немецкий язык, не хотел знать его – кроме обиходных фраз. Он отгородился от немецкой действительности. Жил преподаванием английского и французского языков, давал уроки лаунтенниса и бокса. Однако в написанном в Берлине романе «Дар» сказано: «И всё же это мы когда-нибудь вспомним, и липы, и тень на стене, и чьего-то пуделя, стучащего неподстриженными когтями по плитам ночи. И звезду, звезду».
В первой половине 1920-х Набоков издал поэтические сборники, переводы. Свои произведения он публиковал под псевдонимом «В.Сирин». В 1926 году было издано первое большое прозаическое произведение Набокова – роман «Машенька», действие которого происходит в Берлине. Кроме «Машеньки», в Германии у Набокова вышли романы «Защита Лужина», «Дар», «Подвиг», «Приглашение на казнь».
Он оценивал эмиграцию как возможность свободы творчества: «Свободы, которой мы пользуемся, не знает, пожалуй, ни одна страна в мире. В этой особенной России, которая невидимо окружает нас, оживляет и поддерживает наши души, украшает наши сны, нет ни одного закона, кроме закона любви к ней, и нет власти, кроме нашей собственной совести… Когда-нибудь мы будем благодарны слепой Клио за то, что она позволила нам вкусить эту свободу и в эмиграции понять и развить глубокое чувство к родной стране». В Берлине писатель прожил до 1937 года, затем переехал в Париж, а с началом Второй мировой войны эмигрировал в США.
Драматическая судьба и трудные годы жизни в эмиграции Марины Цветаевой тесно связаны не только с Чехией, Францией, но и Германией, особенно – с Берлином. 108 дней пребывания на немецкой земле Ариадна – дочь Марины Ивановны – назвала «Маринин несостоявшийся Берлин». Цветаева решила последовать за мужем, Сергеем Эфроном, в эмиграцию. 15 мая 1922 года она приехала с маленькой дочерью в Берлин. Муж учился в Чехии и настаивал на переезде из Берлина в Прагу. Десять недель, которые Цветаева провела в Берлине, оказались насыщенными: творческие встречи, выступления, поэтический труд – здесь написано около двадцати стихотворений, вошедших в золотой фонд русской поэзии. После долгих размышлений Марине Цветаевой стало ясно, что перспективы в Германии для нее туманны. Она приняла бесповоротное решение – переехать к мужу в Прагу. В августе 1922 года Цветаева навсегда покидает Берлин. Ариадна Эфрон впоследствии писала, что для матери «Берлин был неполюбленный, не принятый ни глазами, ни душой, неприемлемый».
В ноябре 1921 года в Германию приезжает Горький. В советской литературе сложился устойчивый миф о том, что причиной отъезда было возобновление его болезни и необходимость, по настоянию Ленина, лечиться за границей. В действительности А.М. Горький был вынужден уехать из-за обострения идеологических разногласий с большевистской властью.
Горький проводит в германской столице два года, проходя время от времени лечение на близлежащем курорте Бад-Сааров, на балтийском острове Узедом, на юго-западе страны – в Шварцвальде. Бад-Сааров, где сооружен памятник Горькому, становился во время его пребывания там настоящим литературным клубом. Из Германии он писал одному из друзей в России: «Хочется работать. Очень хочется. Здесь у немцев такая возбуждающая к труду атмосфера, они так усердно, мужественно и разумно работают, что, знаете, невольно чувствуешь, как растет уважение к ним, несмотря на “буржуазность”».
И Горький неустанно работал. В Берлине были впервые опубликованы на русском языке его книги «Мои университеты» и «Дело Артамоновых», сборники рассказов и публицистики. В 1923–1925 годах здесь выходит восемь томов собрания его сочинений. В эти же годы Горький выпускал в Берлине надпартийный журнал «Беседа», задуманный как мост, соединяющий культуру Советской России и культуру эмиграции. Горький упорно пытался наладить распространение журнала как в СССР, так и за границей. Но советские власти не допустили «Беседу» на родину писателя.
Из Германии Горький уезжает в Италию, где он пробыл до 1928 года, и оттуда возвращается в СССР. Добровольное изгнание, продолжавшееся шесть лет, стало временем мучительного выбора между эмиграцией и возвращением в любимую им Россию.
Как звезда на небе поэтического Берлина промелькнул в весной и летом 1922 года Сергей Есенин. Он прилетел сюда первым рейсом совместной российско-германской авиакомпании «Дерулюфт», что само по себе уже было сенсацией. Он с огромным успехом выступал с чтением стихов. В Берлине состоялась его встреча с Горьким.
В октябре 1922 года Владимир Маяковский впервые прибыл в Берлин для участия в Первой русской художественной выставке. Чрезвычайно быстро он сблизился с представителями авангардной немецкой интеллигенции, Он многократно с успехом выступал в российском полпредстве на Унтен-ден-Линден, в концертных залах и в кафе Берлина. Маяковский приезжал в Германию и в 1923 году, пробыв здесь около трех месяцев. В Берлине был издан оригинально оформленный сборник его произведений. В 1924 году поэт провел в Берлине две недели. В последний раз он приехал в столицу Германии в феврале 1929 года. Участник поэтического вечера писал: «Маяковский читал свои стихи по-русски, не беспокоясь о том, что лишь немногие в зале понимали по-русски. Но воздействие его динамической личности было так огромно, что слушатели были захвачены этим непонятным для них, но верно почувствованным исполнением».
В августе того же года приехал в германскую столицу Борис Пастернак, приехал, чтобы повидаться с находившимися там родителями – художником Леонидом Пастернаком и пианисткой Розалией Кауфман.
«Нам очень хорошо тут живется, – писал Пастернак брату Александру, – и я доволен Берлином как местом, где я опять так могу проводить время, и, может быть, стану снова самим собой».
Для ряда русских писателей, оказавшихся в эмиграции, Берлин был своеобразным «залом ожидания» на путях к родине. Именно через Берлин вернулись в Советский Союз Алексей Толстой, Андрей Белый, Илья Эренбург, Виктор Шкловский, Иван Соколов-Микитов.
ВАСИЛИЙ КАНДИНСКИЙ И БАУХАУC
Василий Кандинский – один из крупнейших художников ХХ века, определивших его лицо наряду с Пабло Пикассо,
Марком Шагалом, Сальвадором Дали, Казимиром Малевичем. Именно этому художнику, наделённому могучим дарованием, блестящим интеллектом и тонкой духовной интуицией, суждено было совершить подлинный переворот в живописи и создать первые абстрактные композиции. В 1896 году он отправляется в Мюнхен, считавшийся тогда одним из центров европейского искусства, где получает уроки живописи сначала в престижной частной школе, а затем в Академии художеств. Поселяется в маленьком баварском городке Мурнау у подножия Альп. В 1911 году Кандинский вместе со своим другом, немецким художником Францем Марком, организовывает группу «Синий всадник».
С началом мировой войны Кандинский был вынужден покинуть Германию, он едет в Москву. По возвращении в Германию в 1922 году Кандинский принимает приглашение Вальтера Гропиуса, основателя знаменитого Баухауса (Высшая школа строительства и художественного конструирования), и переезжает в Веймар, где возглавляет мастерскую настенной живописи. Он снова преподает и развивает свои идеи. Это касается, прежде всего, усиленного аналитического изучения отдельных элементов картины, результаты которого он представляет в 1926 году в сочинении «Точка и линия на плоскости».
Творчество Кандинского претерпевает изменения: отдельные геометрические элементы всё более выступают на первый план, палитра насыщается холодными цветовыми гармониями, которые, порой, воспринимаются как диссонанс, особо используется круг как чувственный символ совершенной формы. Вместе с немецкими художниками-авангардистами он создает художественное объединение «Синяя четверка». Сам художник называл этот период своего творчества временем «великого спокойствия с сильным внутренним напряжением», что чувствуется и в созданных им в это время геометрических абстракциях.
В 1928 году Кандинский принял немецкое гражданство.
В 1925 году, вследствие нападок правых партий, Баухаус в Веймаре закрывается. Второй период Баухауса в городе Дессау начинается в весьма благоприятных условиях: Кандинский и другие художники получают несколько свободных классов живописи, где они, помимо преподавания, могут заниматься собственным творчеством.
Около 1931 года разворачивается масштабная кампания национал-социалистов против Баухауса, которая приводит к его закрытию в 1932 году. Кандинский с женой эмигрируют во Францию. Перед войной он получил французское гражданство.
ПАССАЖИРЫ «ФИЛОСОФСКОГО ПАРОХОДА»
В сентябре и ноябре 1922 года по инициативе Владимира Ленина и Льва Троцкого из советской страны были высланы выдающиеся русские ученые – люди, у которых и в мыслях не было становиться эмигрантами. Максим Горький, к этому времени фактически также находившийся в эмиграции, предупреждал, что «без творцов русской науки и культуры нельзя жить, как нельзя жить без души». Но напрасно.
Не последнюю роль в судьбе некоторых из них сыграло знакомство Ленина со сборником статей «Освальд Шпенглер и закат Европы», авторами которого были Николай Бердяев, Яков Букшпан, Федор Степун и Семен Франк. После ознакомления с этим изданием Ленин писал Сталину:
«Надо бы несколько сот подобных господ выслать за границу безжалостно… Очистим Россию надолго. . Арестовывать… без объявления мотивов – выезжайте, господа!». «Мы этих людей выслали потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть было невозможно», – писал Троцкий.
Выдворение произошло на двух немецких
пароходах – «Обербургомистр Хакен» и «Пруссия», – которые впоследствии стали именовать просто как «философский пароход», собирательное имя насильственного изгнания из страны её лучших умов. Оба парохода прибыли в порт города Штеттина.
В их каютах теснились философы и социологи Николай Бердяев, Федор Степун, Семен Франк, Лев Карсавин, Николай Лосский, Питирим Сорокин, Иван Ильин; историки и правоведы Александр Кизеветтер, Венедикт Мякотин и многие, многие другие.
Часть изгнанников осталась в Германии, других судьба разбросала по Европе и США. В Берлине обосновались Бердяев, Ильин, Франк. По их инициативе, при поддержке немецкого историка-слависта Отто Хёча, в феврале 1923 года в Берлине было открыто высшее учебное заведение – Русский научный институт с факультетами духовной культуры, права и экономики. Николай Бердяев работал в Берлине до 1924 года. Здесь вышли его труды «Смысл истории», «Миросозерцание Достоевского», «Философия неравенства», «Новое средневековье».
Федор Степун в эмиграции стал одним из наиболее заметных выразителей пореволюционного сознания, считавших большевистскую революцию закономерным результатом истории России и называвших ее «революцией народной». Мыслитель неустанно вел пропаганду русской культуры, ее высших достижений, объясняя Западу специфику и особенности России. Он понимал, что как России нельзя без Запада, так и Западу нельзя без России, что только вместе они составляют то сложное и противоречивое целое, которое называется Европой.
Выдающийся немецкий философ Ганс-Георг Гадамер вспоминал о воздействии Степуна на собеседников: «Это была необыкновенная личность. От него исходила колоссальная энергия… Степун был человеком присутствия. Когда он говорил, стены тряслись». Руководитель мюнхенской студенческой антифашистской группы Ганс Шолль писал сестре Элизабет в феврале 1942 года: «Недавно я познакомился с очень значительным русским философом, с Федором Степуном. Он, воплощающий в себе философию истории, принадлежит к людям, которые возвышаются над временем».
После прихода Гитлера к власти Федор Степун стал «двойным» эмигрантом: изгнанный с родины, в нацистской Германии – эмигрант внутренний. В 1937 году он был обвинен в пропаганде «христианства и еврейства», лишен профессорства, ему был закрыт доступ во все учебные заведения страны. Только после войны Степун получил возможность работать в Мюнхенском университете на специально созданной для него кафедре русской истории и русской культуры.
Многие почитатели Степуна прежде всего ощущают двойственность его русского и немецкого существа: немцам он представляется типично русским, очень многим русским (несмотря даже на его православие) – «совершенным немцем». Но и здесь у Степуна нет внутреннего противоречия, и именно двойная его «национальная принадлежность» делает его несравнимым посредником между русской и немецкой культурой.
ЯНТАРНЫЙ МОСТ. МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЖУРНАЛ. 2013. № 3 (11)

Яндекс.Метрика