Кирстен Вестфаль
Краткое содержание:
Изменения являются основным, решающим фактором газовой политики Германии. Газовый рынок страны находится в переходном состоянии по трём взаимосвязанным причинам: 1) мировой газовый рынок стремительно меняется; 2) пакеты соглашений, принятых Евросоюзом по вопросам энергетического рынка, привели к изменению функционирования газовых рынков, повлияли на экономическую составляющую потребления природного газа и корпоративные бизнес-модели и изменили субъекты рынка природного газа; 3) сам по себе начатый в Германии «Энергетический поворот» нацелен на то, чтобы трансформировать и исключить из структуры энергетики страны углеводородную составляющую. Иными словами, экономика использования природного газа, конечно, находится в стадии изменения, но ещё сильнее сейчас меняется геополитика страны. После присоединения Россией Крыма и ввиду продолжающегося военного конфликта в Восточной Украине, политические воззрения всё сильнее влияют на отношения Евросоюза с Россией в области энергетики – геополитика превалирует над экономикой энергетики. В свою очередь, это приводит к изменению немецкой (газовой) политики. Тогда как, по-видимому, роль Германии в определении взаимоотношений Евросоюза с Россией растёт, пространство для политического маневра у Германии в сфере потребления природного газа в значительной мере ограничивается регуляторными полномочиями Евросоюза. Процесс создания Энергетического союза, запущенный новой Комиссией Юнкера, продолжит вносить изменения в деловую и политическую среду Германии, а также влиять на все 28 стран ЕС в целом. Пока слишком рано оценивать, к чему это приведёт, но, конечно, поэтапный процесс гармонизации регуляторных и юридических полномочий и обязательств, и соответствующих отраслей рынка будет и дальше набирать обороты.
Тем не менее, роль Германии в создании Энергетического союза, в частности, по вопросам формирования внешних энергетических отношений, будет значительной.
Введение
Рынки природного газа стремительно изменяются по всему миру. Газовый рынок Евросоюза сейчас зажат между всё более самодостаточным в энергетическом отношении североамериканским рынком, цены на газ на котором относительно низкие, и более привлекательным благодаря более высокому уровню цен и перспективам роста спроса на газ азиатско-тихоокеанским рынком (Международное энергетическое агентство, 2013, 261-300). Германия является преемником этих изменений. Являясь чистым импортёром, страна и Евросоюз подвержены влиянию изменений на международном рынке и в мировой экономике. И действительно: перенасыщение рынка газом в 2009 и 2010 годах проистекало из-за появления совершенно нового взгляда на использование сланцевого газа (вследствие чего потоки сжиженного природного газа направили из США в Европу), и экономического кризиса; причём первая из вышеназванных причин и оказала решающее влияние (помимо подписания внутренних пакетов соглашений Евросоюза) на Германию, порвавшую отношения со структурой газового рынка и бизнес-моделями прошлого. В свою очередь, резкий рост спроса, возникший в Японии и Южной Корее после аварии на АЭС Фукусима Даити в марте 2011 года, привёл к временному сокращению поставок сжиженного природного газа в Европу.
Главный вопрос состоит в том, будет ли доступно достаточное количество газа, удовлетворяющее потребность в нём, по выгодным ценам, причём для тех стран, которые нуждаются в нём сегодня и будут нуждаться в будущем. Решающую роль в этом вопросе играет привлекательность рынка (уровень цен и его объём), а также наличие объединённой инфраструктуры. Сама по себе Германия является неотъемлемой частью газового рынка Северо-Западной Европы, но она также является и важным стратегическим объектом для газового рынка Центральной Европы и стран Балтии.
Экономика природного газа стоит на распутье. Основы газового рынка Евросоюза меняются – создаётся функционирующий внутренний газовый рынок. В рамках «Третьего энергетического пакета соглашений» Евросоюза сейчас для этих целей создаются официальные институты власти, что отражается на структуре рынка, протоколах и бизнес-моделях, а также на самой природе энергетических компаний (более подробно см. Вестфаль, 2014).
Самое интересное, что в рамках немецкой политики природный газ был «забытым» и практически не интересующим страну видом топлива. Традиционно энергетическая политика Германии строилась на собственных разработках. Такой подход ещё сильнее укрепился после «Энергетического поворота»1 страны, поскольку он, в первую очередь, рассматривался через призму энергетического сектора экономики. Фокусируясь, главным образом, на изменении энергетического сектора, Германия стала ещё больше внимания уделять своей внутренней энергетической политике. Это удивительно, поскольку страна очень сильно зависит от импорта нефти, газа и каменного угля. Более того, природный газ обычно рассматривается как мост или переходное топливо на пути к переходу на более устойчивые источники энергии. И это вследствие того, что крайне универсальные электростанции, работающие на природном газе, рассматриваются в качестве резервного аппарата, позволяющего перейти на использование в электроэнергетическом секторе возобновимых источников энергии.
Изменения на мировом газовом рынке, например, революция в разработке сланцевого газа, произошедшая в США, и, как следствие, трансатлантические цены на газ (которые в США намного ниже), дали почву для обсуждения энергетической стоимости.
1 «Энергетический поворот» основан на «Энергетической концепции» 2011 года и базируется на двух основных столпах: во-первых, расширить долю потребления в энергетике возобновляемых источников энергии, а во-вторых, к 2022 году вывести из структуры энергетики атомную электроэнергетику. Третий столп заключается в экономии и рациональном использовании электроэнергии. В рамках «Энергетической концепции» 2011 года ставилась цель к 2020 году увеличить долю возобновляемой энергии в конечном энергопотреблении до 18%, а затем к 2050 году – до 60%, а долю выработки электроэнергии – аж до 80%. Германия намерена сократить выбросы парниковых газов к 2020 году на 40%, к 2040 году – на 55%, а к 2050 году – аж на 80-95% (по сравнению с показателями 1990 годов). Ещё одной составляющей «Энергетической концепции» 2011 года является рациональное использование энергии. Конечное энергопотребление к 2020 году должно снизиться на 20%, а к 2050 году – на 50% (по сравнению с показателями 2008 года). Более того, уровень изоляции зданий должен будет увеличиться вдвое. Что касается транспортного сектора, конечное энергопотребление к 2020 году планируется сократить на 10%, а к 2050 году – на 40%. Кроме того, существует программа, поощряющая переход на использование электротранспорта: к 2030 году число используемых электромашин должно составить 6 миллионов.
Кроме того, присоединение Крыма Россией и военная дестабилизация в Восточной Украине привлекли политическое и общественное внимание к вопросам, связанным с рынками природного газа и энергетической политикой. То же справедливо и для пакетных соглашений «Энергетического союза Евросоюза».
В следующих положениях взглянем на развитие немецкого газового рынка и изменение газовой политики страны в промежуток с 2000-2015 год. Начнём с гипотетического предположения о том, что значительная трансформация происходит на разных уровнях. Попробуем обрисовать формирующийся по-новому «газовый ландшафт» с точки зрения Германии. В следующих выкладках анализируются изменения, рассмотренные сквозь призму уравновешивания стратегического треугольника, включающего в себя рациональное использование ресурсов, конкурентоспособные цены на энергоносители и бесперебойность поставок. Законодательные акты о природном газе, фактически, тесно связаны с расстановкой приоритетов и с уравновешиванием этих трёх составляющих. Решающую роль играют изменения. Как проходящий переход повлияет на роль Германии и её положение среди стран Балтии, на Евросоюз и мировые рынки природного газа, в частности, на внешних партнёров-поставщиков, например, на Россию и Норвегию?
Немецкий газовый рынок: цифры и факты
В структуре немецкой энергетики в 2014 году природный газ составлял 20,5% (Общество поддержания энергетического баланса, 2015). Потребление газа в 2014 году из-за тёплых погодных условий, а также коммерческих обстоятельств составило 76 миллиардов кубометров, что на 11,6% меньше, чем в 2013 году (Платтс, 2015).
Газ в размере 33% потребляется частными хозяйствами, 14% – компаниями сферы торговли и услуг, 12% уходит на производство электроэнергии, 4% снабжает систему центрального отопления, и 37% требуется промышленному сектору экономики. Такой взгляд на матрицу потребления природного газа позволяет разметить интересы Германии и факторы, влияющие на её газовую политику и на развитие её газового рынка. Основным определяющим фактором является то, что почти 50% отопительных систем Германии функционирует за счёт природного газа (Федеральный союз энергетического и водного хозяйства, 2015a). Если говорить о надёжности поставок газа, это очень важный вопрос, поскольку доля защищённой части потребителей в общем объёме потребления газа в Германии довольно высока. Тот факт, что экономика страны при этом является самым крупным потребителем газа, объясняет озабоченность ценовым разрывом с Америкой. Этот вопрос тесно связан с особенностями сектора электроэнергетики, в котором из коммерческих соображений на первом месте стоит использование дешёвого, но неэкологичного угля.
Собственное производство газа Германией всё уменьшается. Доля отечественного производства в общей доле поставок газа в Германию уменьшилась в период с 2004 до 2014 года с 16% до 10% (Федеральный союз энергетического и водного хозяйства, 2015b). В 2012 году Германия производила 10,8 миллиардов кубометров газа, а в 2014 году – 9,8 миллиардов кубометров газа, причём по прогнозам, в 2025 году эта величина сократится вдвое, составив 5,1 миллиардов кубометров (ФНБ, 2015, 20, 22). Учитывая нынешнюю обстановку, весьма маловероятно, что добыча сланцевого газа сможет возместить недостаточные объёмы выработки природного газа. Принятые недавно в Германии нормативные акты очень строго регламентируют правила проведения гидроразрыва пласта и использования нетрадиционных источников газодобычи. Более того, свернуть инициативы может протест местного населения.
Основным поставщиком природного газа в Германию была и остаётся Россия (см. Таблицу 1). Соотношение поставок природного газа в Германию немного изменилось в период с 2004 по 2014 год: доля России увеличилась с 35% до 38%, доля Голландии возросла с 19% до 26%, доля Норвегии сократилась с 24% до 22%, доля Дании, Великобритании и прочих стран сократилась с 6% до 4%.
Германия является самым крупным газовым рынком Евросоюза. Её доля конечного потребления природного газа среди 28 стран Евросоюза составляет 19% (Еврогаз, 2013, 4). Более того, Германия является главным распределительным пунктом российского газа в рамках Евросоюза, и всё больше – норвежского, при доставке его на рынок Южной и Восточной Европы. В Германии нет производственных сооружений для импорта сжиженного газа, весь импорт и экспорт осуществляются посредством трубопровода. На другие рынки Евросоюза газ попадает через Германию, так что она играет крайне важную роль в обеспечении бесперебойных поставок газа и рыночной жизнеспособности Евросоюза (Еврокомиссия, 2014). В рамках Евросоюза у Германии самые большие хранилища – мощностью почти в 24 миллиарда кубометров. Они же являются четвёртыми по величине хранилищами в мире. (Федеральное министерство экономики и энергетики Германии, 2014).
Немецкий «энергетический поворот» и газовая политика страны
Описанную выше структуру газовой отрасли Германии следует анализировать сквозь призму «энергетического поворота». Энергетическая политика Германии и Евросоюза много лет проводится в рамках стратегического треугольника, включающего в себя рациональное использование ресурсов, конкурентоспособность и бесперебойность поставок. В целом, возможность уравновесить все эти три компонента представляет собой идеальную картину, в основном, в теории; на деле же имеют место взаимные уступки и расстановка приоритетов. При этом на расстановку приоритетов и определение целей влияют политические изменения и общественное мнение.
«Энергетический поворот» Германии ставит целью переход к более устойчивой энергетике. И природный газ может сыграть роль при переходе к низкоуглеродной энергетике (Дрёге и Вестфаль, 2013; Дикель, 2014). Но при всём этом, цены на энергоносители с 2011 года значительно упали из-за обеспеченного гарантиями тарифа на поставку солнечной и ветровой электроэнергии в сеть, а также технической необходимости поддерживать работоспособность угольных и атомных электростанций на определённом уровне. Включилась в действие экономика обычного электроэнергетического рынка и его так называемый эффект «ранжирования по выгоде»: доля выработки электроэнергии из возобновляемых источников энергии так высока, что она выливается в низкую, если не затратную, стоимость электроэнергии на рынке электроэнергетики. Как результат, коммерчески жизнеспособными оказываются только электростанции, работающие на дешёвых (угольных) традиционных источниках энергии. В дополнение стоит сказать, что Европейская система торговли квотами на выбросы, функционирующая на основе рыночных механизмов, утратила большую часть своей силы. Цены квот на выбросы достигли такого уровня, что они больше не оказывают влияния на использование ископаемого топлива, хотя именно для этого изначально и были задуманы. Соответственно, природный газ в данном применении проигрывает более дешёвому, но менее экологичному углю (Общество поддержания энергетического баланса, 2014).
Ситуация осложняется тем, что «старый механизм» индексирования долгосрочных контрактов больше не работает: он функционировал так, чтобы формирование цен на газ зависело от цен на конкурирующие с этим источником энергии альтернативные источники, в основном, от тяжелого и лёгкого топлива – нефти и угля, причём так, чтобы цены на газ оставались конкурентными, то есть ниже цен на энергоносители-конкуренты. Такая неформальная политика привела в прошлом к увеличению потребления газа. Рыночные механизмы функционирования Европейской системы торговли квотами на выбросы вредных веществ не оправдали ожиданий, а традиционные механизмы поддержки потребления природного газа больше не работают, что отрицательно сказывается для Германии на объёмах выбросов CO2.
Кроме того, на потенциальное уменьшение объёмов потребления природного газа влияет потенциальное увеличение усилий, направленных на рациональное использование энергии и улучшение технологий утепления. Эту картину мог бы изменить перевод транспортных систем на использование газа. Но и на уровне Евросоюза, и в самой Германии нет на этот счёт чётких законодательных инициатив. А следовательно, спрос Германии на газ, по оценкам, к 2024 году упадёт от минус 7% до минус 26% (по сравнению с уровнем 2012 года) (ФНБ Газ, 2014, 22), а это означает, что разница составит 162 ТВт-ч (ФНБ Газ, 2014, 23). Всё вышеописанное и составляет сложность для уравновешивания надёжности спроса и предложения, а также для адаптации требований инфраструктуры к новой ситуации с поставками, поскольку очень сложно посчитать все издержки и прибыль.
Учитывая «Энергетический поворот» Германии, можно обобщённо сказать, что роль природного газа для страны до сих пор чётко не определена: природный газ является хорошим запасным источником энергии, который позволит функционировать возобновляемым источникам электроэнергии и может помочь сократить выбросы парниковых газов от транспорта и вдыхаемой пыли. А следовательно, представляется трудным точно предсказать объём спроса на природный газ, учитывая ещё и отсутствие в Германии чётких регулирующих актов и политической определённости. По прогнозам потребление газа в Германии уменьшится на 4% (в период с 2012 до 2025 год) – 21% в тот же период (ФНБ, 2015, 21f). А это составляет разницу в 143 ТВт-ч (там же).
Конкурентоспособность и либерализация рынка2
Углы нашего стратегического треугольника, в зависимости от интерпретации, отражают экономическую конкуренцию, либерализацию и доступную по цене энергию с разумным соотношением цены-качества.
В период с 2011 по 2013 год основным определяющим фактором при обсуждении в Германии конкурентоспособности и разумной стоимости поставляемых энергоносителей была революция, произведённая американцами в сфере добычи шельфового газа. Разница в цене на энергоносители в Германии и Евросоюзе по сравнению с Америкой действительно представляет проблему для конкурентоспособности цен на энергоносители в Европе. Разница в стоимости немного уменьшилась, но всё равно до сих пор имеется: в марте 2015 года цены на газ в американском распределительном узле «Генри-Хаб» были ниже 3 долларов США за миллион британских тепловых единиц (млн БТЕ), а цены на виртуальном узле «Британская национальная точка балансирования» (NBP) – чуть ниже 8 долларов США за млн БТЕ (ЭнерджиКоммент, 2015, 3). Пограничная цена в Германии была чуть выше, а цены на виртуальных распределительных узлах были чуть ниже цен на NBP. Тем не менее, эта цена более чем в два раза превышает американскую.
Кроме того, либерализация внутреннего рынка вылилась в то, что на рынке наблюдаются серьёзные изменения. Наряду с происходящими институциональными изменениями, которые кардинально изменили структуру внутреннего рынка, трансформировались и бизнес-модели, и лежащие в их основе выкладки. Перенасыщенность газового рынка в 2009-10 годах дала толчок к реорганизации рынка.
2 Следующие два пункта являются адаптированным и дополненным изложением статьи К.Вестфаль (2014) «Институциональные изменения на европейском рынке природного газа и предпосылки для создания системы энергетической безопасности: уроки, полученные на примере Германии, «Энергетическая политика», том 74 (2014), 35-42)».
Структура рынка Германии до принятия третьего пакета соглашений о внутреннем рынке значительно отличается от нынешней. В отличие от других европейских государств, в которых «национальные чемпионы» с государственной поддержкой доминируют (или когда-то доминировали) во всей цепи на стороне спроса, газовый рынок Германии перед реформированием был разбит на три уровня. На первом («промежуточном») уровне находились крупные вертикально-интегрированные газовые компании, которые также активно занимались производством и/или импортом газа для нужд региональных оптовиков и основных распределительных компаний. Эти региональные оптовые компании и распределительные компании поставляли газ мелким региональным и местным (муниципальным) распределительным компаниям, которые затем поставляли газ конечному потребителю (Шиффер, 1994; Дикель и Вестфаль, 2012; Вестфаль, 2012). Сделки между компаниями заключались в точках пересечения на всех уровнях поставок, и вращались вокруг консолидации необходимого объёма газа. Эти сделки были долгосрочными.
В то же время, немецкий рынок был по соглашению поделён на множество регионов с монопольными поставщиками. В целях обеспечения своего особого положения, компаниям приходилось гарантировать бесперебойность поставок. И цену на непрозрачном и монополистичном рынке, которую платили в Германии потребители газа, они платили за обеспечение высокого уровня надёжности поставок.
Вертикально интегрированные компании-импортёры и производящие компании могли довольствоваться минимальными денежными обязательствами по долгосрочным поставкам благодаря существующим эксклюзивным соглашениям и демаркациям. Они были отменены в апреле 1998 года, а им на смену пришли долгосрочные контракты по распределению, которые, в большинстве своём, отражали условия долгосрочных импортных контрактов. Дезорганизующие эту систему регулирующие меры были введены в 2006 году, когда немецкое федеральное агентство по борьбе с картелями приняло решение, действовавшее до 30 сентября 2010 года, об ограничении долгосрочных распределительных контрактов, установив определённые временные ограничения на оговорённые контрактами объёмы. Если бы не произошло «газового перенасыщения» 2009 года, условия соглашений по долгосрочным импортным сделкам могли бы и дальше остаться в силе в связи с отсутствием избыточного предложения на немецком рынке. Это положение вещей резко изменилось с приходом катарского сжиженного природного газа в терминалы сжиженного газа Северо-западной Европы.
Основным результатом таких изменений стало то, что на текущих участников рынка, такие компании-импортёры, как «Рургаз» и «Фербунднэц Газ», усилилось давление. Они оказались с дорогими, долгосрочными, индексируемыми по ценам на нефть контрактами с минимумом обязательств покупателя в случае непринятия поставок выплатить неустойку. В то же время оптовые рынки электроэнергии стали крайне ликвидными, на них были демпинговые цены. Потребители на втором уровне, более не ограниченные долгосрочными обязательствами, получили возможность покупать газ гораздо дешевле на рынке реального товара. Текущие участники рынка были вынуждены предлагать часть своих долгосрочных газовых контрактов на торговых платформах. Сегмент рынка-посредника значительно сократился; участники рынка утратили лидирующую роль, поскольку основные иностранные компании-производители смогли со своими поставками газа войти в этот сегмент и торговать газом непосредственно на виртуальных узлах.
Сейчас, в 2015 году, газовый рынок Германии по-прежнему находится в неустойчивой переходной стадии. В результате прошлых демаркаций и региональных уступок, а также существования трёхуровневой рыночной структуры, описанной выше, очевиден уровень раздробленности газовой системы Германии в двух областях рынка и операциях электропередачи. С 2011 года рынок Германии разделён всего на две части («Нэт Коннект Джормани» и «ГазПоол»), лишь за несколько лет ей удалось объединить 19 региональных рынков. В результате разукрупнения старых оптовиков-игроков рынка на промежуточном и региональном уровнях, в этих двух частях рынка работает 17 Операторов сетей передач (ФНБ, 2014; Федеральное сетевое агентство/ Федеральное картельное ведомство, 2014, 72). Газовый рынок теперь полностью либерализован, приватизирован и поделён. В структуре немецкого рынка объединено 7000 операторов распределительных сетей, около 800 оптовиков и поставщиков, почти 40 экспортёров и импортёров газа и почти 30 операторов систем хранения (Федеральное сетевое агентство/ Федеральное картельное ведомство, 2014, 72).
Германия – одна из стран-членов Евросоюза, активы энергетических компаний которой, по большей части, приватизированы, распределены, отделены и проданы, в том числе, иностранным компаниям. Игроки, не входящие в этот сектор, такие как, например, страховые компании и пенсионные компании, вошли в сектор как инвесторы, рассчитывая на надёжную прибыль. С 2013 года операторы системы передачи электроэнергии основали объединение (ФНБ), способствуя претворению в жизнь «Десятилетних планов развития сетей». И последнее, но не менее важное, «Планы развития сетей» – серьёзное начинание, требующее от Германии большой скоординированности действий, поскольку в нём требуется участие различных институтов, среди которых – Федеральное министерство экономики и энергетики и регулирующих органов (Федеральное сетевое агентство), а также 17 операторов систем передач («План развития сетей», 2014). Как следствие, стоимость всех соответствующих процедур очень высока.
В Германии число компаний, участвующих в продаже газа, значительно возросло, и на виртуальных узлах действительный процент перепродажи газовых контрактов начал варьироваться от 3,5-3,8% (ГазПоол, 2014b; НэтКоннектДжормани, 2014).
Несмотря на идущий процесс либерализации, импортный портфель природного газа изменился незначительно. Из-за основанной на газопроводе структуры импорта, в Германии сохранилась олигополия крупных поставщиков (Федеральное ведомство экономики и экспортного контроля Германии, 2014). Крупнейшим поставщиком газа в Германию остаётся Россия («Газпром»), за ней следует Норвегия (в основном, «Статойл»), затем – Нидерланды (в основном, «Газтерра») (см.Таблицу 1), внутренние производители и прочие страны.
И снова роль играют бесперебойность поставок и геополитика
В связи с присоединением Крыма Россией и военной дестабилизацией на Востоке Украины и последующим ухудшением отношений между Евросоюзом и Россией, в политической программе Германии снова одну из первых ролей стала играть энергетическая безопасность. В кругу представителей немецкой политической элиты отношение к России как к поставщику электроэнергии меняется, и под вопрос ставится традиционное восприятие России как надёжного поставщика. Доверие к этой стране утрачено, и всё больше растут опасения, что начнётся эскалация конфликта.
Но, эта последняя и наиболее серьезная ситуация в серии событий, привлёкших внимание к структурным и материальным вызовам по обеспечению энергетической безопасности Германии. Стало очевидно, что обеспечение безопасности поставок должно включать в себя полный цикл поставки газа – от производства до продажи его конечному потребителю. Из-за разногласий между Россией и Украиной по поводу поставок газа, когда поставки газа через Украину прекратились почти на две недели (подробнее см. Вестфаль, 2009), 2009 год стал переломным годом. Сильнее всего, это отразилось на южной части Германии, где недопоставки газа достигали 60%. Но в целом в Германию было недопоставлено всего лишь 10-15% газа. По оценке представителей власти и деловых кругов, благодаря сложной распределительной системе Германии и её большим хранилищам хорошо сработала система управления распределением газа и кризисного регулирования. Позже, в обсуждениях на уровне Евросоюза директивы о безопасности поставок, Германия ратовала за сохранение механизмов кризисного управления на коммерческой основе и в рамках существующей инфраструктуры, желая сохранить новый статус-кво. Тем не менее, в феврале 2009 года в сфере газовых поставок ещё существовала де факто «связанная» структура; разгруппирование её только началось. Для нынешнего немецкого газового рынка сложность представляет разделение ответственности за функционирование систем. В таких комплексных рыночных структурах с большим разнообразием игроков увеличиваются не только транзакционные издержки, трудность начинают представлять отправка, уравновешивание и координирование поставок. Так резкое похолодание в феврале 2012 года может рассматриваться как один из таких примеров. В связи с погодными условиями по всему континенту резко вырос спрос на энергоносители. В то же время России пришлось урезать поставки газа в Германию на 10% – до 35%. Такое положение дел обнажило самые слабые стороны системы (см. Федеральный союз энергетического и водного хозяйства, 2012; Вестфаль, 2012). Тогда как в Италии, Польше и Греции вслед за директивой ЕС о бесперебойности поставок газа объявили о серьёзных нарушениях энергоснабжения, в Германии, в основном, смогли справиться с ситуацией нехватки газа благодаря методам рыночной экономики и, главным образом, благодаря выкачиванию газа из хранилищ. И всё же, что удивительно, ситуация нехватки газа ощущалась в Южной Германии сильнее, чем в 2009 году, несмотря на то, что тогда действительный объём недопоставок был гораздо больше. В 2012 году спрос на газ был очень высок, области рынка были гораздо более обширными и из-за этого большие объёмы газа были отправлены в Италию и Францию. На критичную ситуацию операторы систем передач ответили ограничением поставок потребителям, прервав выполнение обязательств по контрактам, и призвав частные хозяйства убавить отопление. В контексте «энергетического поворота», подразумевающего вывод из эксплуатации атомных электростанций, закрытие трёх газовых электростанций породило критическую ситуацию нового качества: электросеть оказалась на грани полного отключения питания.
Суммируя вышесказанное, для газовой системы Германии сейчас важно сохранить устойчивость к внешним воздействиям. Под влиянием новых пакетов соглашений о внутреннем рынке Евросоюза немецкий газовый рынок прошёл серьёзные изменения. Формальная политико-институциональная структура также изменилась; сейчас Министерство экономики с немецкими регулятивными органами отвечают за функционирование газовой системы совместно с игроками газового рынка. Вопрос хранения теперь также является важным аспектом проблемы ввиду изменения представлений о зависимости от импорта и необходимости разработки порядка действий в случае чрезвычайной ситуации, а также из-за новых законодательно-регулятивных актов. Ещё одним серьёзным вопросом является вопрос использования хранилища исключительно на коммерческой основе. Хранилища – важная составляющая системы, позволяющая эффективно реагировать в кризисной ситуации, но они также помогают уравновешивать поставки в межсезонье. С коммерческой точки зрения хранилища помогают со скачками цен. Видно, что на немецком газовом рынке рыночная мотивация оказалась слишком небольшой, чтобы заполнить все хранилища. После долгой и холодной зимы объёмы в хранилищах достигли своего исторического рекорда весной/летом 2013 года. На эту проблему обратили внимание представители крупных операторов систем передач. Несмотря на то, что у Германии имеются большие хранилища в миллиарды кубометров, в стране возникла опасность нехватки газа. Если ценовые спреды между летним и зимним сезоном очень низкие, коммерческим игрокам не хватает побудительных мотивов для хранения природного газа. Позже ситуация разрешилась, когда коммерческие игроки газового рынка отреагировали то ли на просьбу Министерства экономики и энергетики и регулирующих органов, то ли потому что собственные воззрения компаний остались, по большей мере, открытыми. Тем не менее, стало очевидно, что существующее положение вещей связано с недостатками структуры, а вопросы, связанные с хранилищами, являются «белыми пятнами» в немецких нормативных документах (см. Левинский и Бьюс, 2013). Под влиянием российско-украинского кризиса, немецкий Бундесрат поддержал баварскую инициативу: в Баварии просили создать национальный резервный запас газа на 45 дней. В настоящее время Министерством экономики и энергетики проводится исследование достаточности запасов на случай чрезвычайной ситуации и других вариантов придания системе большей прочности.
На немецком рынке надёжность поставок имеет много граней: основную сложность представляет замена низкокалорийного голландского/немецкого газа высококалорийным газом из других источников в связи с истощением, которое уже наблюдается. В период с 2015-2020 года доля голландского низкокалорийного газа уменьшится немного, но затем, до 2025 года сократится вдвое (ФНБ, 2015, 96), если землетрясений в районе Гронингена не станет больше. С немецким низкокалорийным газом дела будут обстоять примерно так же. Эти изменения уже происходят, пока незаметно для общества, но пика своего ситуация достигнет в период 2020-2025 годов. А значит, изменятся транспортные потоки в немецкой сети и за её пределами.
Основные общественные опасения связаны с зависимостью от импорта. Крупнейший транспортный коридор для поставки российского газа в Европу проходит через Украину. В 2013 году половина российского экспорта природного газа, составлявшего 160 миллиардов кубометров, шла в Европу через Украину. Транспортные альтернативы включают в себя «Северный поток», идущий в «Грайфсвальд» (мощностью 55 миллиардов кубометров в год), и Ямальский газопровод, проходящий через Белоруссию в страны Балтии, Польшу и Германию (годовая мощность – 33 миллиарда кубометров). Есть ещё «Голубой поток», идущий из России в Турцию, с ежегодной мощностью в 16 миллиардов кубометров газа. Так что вопросы импорта объясняют, почему для Евросоюза, а также и для Германии, такой проблемой является диверсификация. Тем не менее, для этого требуется время, совместные и согласованные усилия всех стран-участников ЕС, а кроме того, большие средства.
Ещё раз о прозорливости Германии в энергетической сфере
В общем разрезе, конечно, справедливо будет отметить, что роль Германии (а также Франции, например, после минского процесса) возросла за время российско-украинского конфликта. В своей энергетической политике Германия находится в противоположном положении: регулятивные шаги Брюсселя накладывают на неё серьёзные ограничения. Долгие годы национальная государственная политика влияла на энергетическую политику Европы (об этом см. главу Вестфаль и Фишера, 2015). За последнюю пару лет ситуация кардинально изменилась. За несколько десятилетий Германии пришлось адаптироваться к изменениям требований, перенеся акцент с национального уровня на общеевропейский. Так что теперь энергетическая политика Германии – и более широкое влияние на иностранную политику и политику безопасности – не рассматривается без учёта Евросоюза.
Евросоюз подталкивает к налаживанию конкурентного и хорошо функционирующего внутреннего рынка. На политический и институционный подходы влияет неолиберальная рыночная парадигма. В Евросоюзе преобладает довольно скептическое отношение к государственным и /или вертикально интегрированным энергетическим компаниям. В дополнение к этому, с начала 2000-х годов к энергетической политике Евросоюза примешалась экологическая политика, и сейчас она играет важную роль при принятии энергетических решений. Как следствие, традиционно лежащая в основе парадигма государственного подхода к энергетической политике, характерная для большинства стран-членов ЕС, сменилась на рыночную систему, ратующую за сокращение углеродных выбросов (Талус, 2014, 28-34), которую активно продвигает Брюссель. Три пакета соглашений о функционировании внутреннего рынка («Директива 98/30/EC» и «Директива 2003/55/EC» и «Директива 2009/73/EC») были призваны создать либерализованный, конкурентный, хорошо функционирующий и интегрированный европейский газовый рынок. Основными особенностями этого нового рынка стали: доступ к системе третьих лиц, разгруппирование и открытие рынка, усиленные разукрупнением собственников, введение антитрастовых инициатив и упразднением положений о пункте назначения в долгосрочных газовых контрактах, а также доступных тарифов и сетевых кодов. (Талус, 2014, 28-34).
Регуляторные и институциональные изменения стимулировало принятие в 2006 году «Зелёной карты Еврокомиссии», пакета соглашений о внутреннем энергетическом рынке, заключение «Договора о функционировании Европейского союза («Лиссабонского соглашения») и принятие новой «Энергетической стратегии 2020» (Фишер, 2011). В рамках «Лиссабонского соглашения» предполагалось прояснить распределение компетенций между Евросоюзом и странами-членами; в его статье 194 указано, что энергетическая политика является сферой общих компетенций – такое происходит впервые за всю историю европейской интеграции. Хотя «Лиссабонским соглашением» все же предусматривается суверенность по части структуры национальной энергетики, в нём также внимание уделяется духу солидарности и ставится целью создать интегрированный внутренний рынок. Тем не менее, чем выше необходимость совместных усилий, тем больше напряжённости: страны-члены ЕС сохраняют суверенное право принимать решение о наполнении своей энергетической корзины, но в то же время, нужны совместные усилия, чтобы претворить в жизнь проекты по созданию общей инфраструктуры, чтобы справиться с проблемами надёжности поставок и создать функционирующий интегрированный внутренний рынок.
Влияние Евросоюза на национальную энергетическую политику стран усилилось, оказав при этом разный эффект в разных странах-членах ЕС. Пакет соглашений о внутреннем рынке отразился на Восточной Европе, став инструментом для уменьшения тесной зависимости от России и поставив торговлю электроэнергией на новую институциональную основу. Германии новые инициативы принесли более неоднородный результат, дестабилизировав традиционные бизнес-модели. Россия благодаря фрагментированности рынка Евросоюза выиграла в своей стратегии «разделяй и властвуй» и усилила присутствие на восточно-европейском рынке.
Еврокомиссия начала вносить регуляторные изменения в работу рынка, направленные на то, чтобы увеличить число краткосрочных контрактов, спотовых ценовых сигналов и усилить конкуренцию между различными поставщиками газа. Как следствие, считается, что сегодня в Евросоюзе спотовые сделки на рынке составляют более половины всех сделок, при этом взаимосвязь с ценами на нефть уже не так прослеживается. Более того, на практике регуляторные изменения на национальном и общеевропейском уровне идут параллельно, однако не всегда гармонично. Национальные регулятивные органы при принятии решений исходят из существующей на собственном рынке страны ситуации, а ситуации по-прежнему сильно разнятся от страны к стране, что может способствовать сохранению тенденции к фрагментации рынков ЕС. Дальнейшие изменения имеют следующую направленность: они призваны гармонизировать и усилить координацию сетевых кодов и тарифов. И Евросоюз, вероятнее всего, постарается ускорить эти (поэтапные) процессы.
Более того, на модели потребления газа в странах-членах ЕС Евросоюз также влиял и будет влиять через экологические инициативы, а также поставив перед странами цель увеличить долю возобновляемых источников электроэнергии в энергетическом секторе. Глядя в будущее, можно сказать, что пакет экологических и энергетических инициатив Евросоюза на 2030 год уже принёс очень неоднозначные результаты (Фишер, 2014). Как в будущем будет развиваться газовая область зависит строго от того, какой будет структура рамочной программы ЕС и как она будет реализовываться. Рынку природного газа в Германии и ЕС грозит попадание в тупиковое положение: в сфере электроэнергетики природный газ вытесняется углём и возобновляемыми источниками энергии. Более рациональное использование электроэнергии приведёт к тому, что потребление природного газа в секторе теплоэнергетики сократится. Из-за геополитических проблем природный газ не может стать источником энергии, к которому обратятся в рамках процесса сокращения углеродных выбросов в энергетической системе, например, транспортного сектора. Очевидно, на какие взаимные уступки приходится идти газовому сектору в этой парадоксальной ситуации: вопросы экологии, местного загрязнения и экономики даже не обсуждаются, поскольку диверсификация представляется неизбежной.
Взаимоотношения Германии и России на газовом рынке и более широкий Балтийский газовый рынок
Несмотря на всё вышеописанное, на газовый рынок Северо-западной и Центральной Европы будет в будущем влиять то, как будут развиваться газовые отношения между Германией и Россией. В прошлом Германия установила с Россией близкие взаимоотношения, по большей части в свете подписанных ранее газопроводных соглашений и проводимой страной восточной политики, но также под влиянием корпоративных бизнес-стратегий и инерции развития. Отношения в 2000-х годах укрепили и крепкие личные взаимоотношения президента Путина и тогдашнего канцлера Германии Герхарда Шрёдера.
Россия долгое время была основным поставщиком энергии в Германию. В течение сорока лет немецкий газовый сектор зависел от долгосрочных контрактов на поставку энергоносителей, прежде всего, из Советского Союза, а потом – из России. Впервые поставки газа из Советского Союза в Германию были налажены в 1973 году в рамках договора о «трубах для газа», и это соглашение было важным столпом в восточной политике канцлера Вилли Брандта, а его подписание стало средством восстановления дружеских взаимоотношений с Советским Союзом. Благодаря этому институциональному шагу были наведены мосты, связавшие два очень разных рынка, соглашения должны были иметь долгосрочный характер и основываться на двустороннем политическом и коммерческом согласии. Сотрудничество строилось на дополнительных экономических структурах и общих интересах двух стран: одной – с избытком ресурсов, а другой – нуждающейся в этих ресурсах; кроме того, сотрудничество основывалось на перекликавшихся бизнес-моделях между экспортёром, поставляющим газ до границы, и импортёром, ответственным за продажу и сбыт газа (см. Вестфаль, 2014, 35-43). И последнее, но не менее важное, такой стратегический подход Германии основывался на существовании на рынке огромных (частных) корпораций, таких, как «Маннесманн» и «Рургаз», которые помогли бы претворить в жизнь коммерческую составляющую стратегии, и обеспечивал финансовую составляющую сделки с помощью поддерживаемых государством кредитами «Гермеса».
На смену первому поколению долгосрочных контрактов вскоре пришли новые долгосрочные контракты. Благодаря уже существующим деловым связям и благоприятным условиям новые альтернативные соглашения с другими поставщиками, например, о поставке алжирского сжиженного природного газа через порт Вильгельмсхавен, так и не были осуществлены.
В 1990-х и 2000-х в двусторонних немецко-российских соглашениях стали преобладать мотивы взаимозависимости. Несмотря на большую зависимость Германии от импорта газа, в политическом курсе страны внешняя составляющая перестала играть такую главенствующую роль. В рамках внешней энергетической политики Германии парадигма всегда была представлена созданием и регулированием взаимозависимости, а не энергетической автономии и автократии. Энергия воспринимается как потребительский товар и как услуга, а не как стратегический инструмент или рычаг для проведения внешней политики. Вследствие существования такой парадигмы, в том числе в практическом смысле, структура энергетики является плодом экономических и корпоративных решений: за надёжность поставок отвечают, главным образом, частные электростанции и электрокомпании. Таким образом, они предварительно оформляют отношения Германии с иностранными партнёрами. Такое устройство системы трансформировалось в бизнес-модель с более тесными транснациональными альянсами в рамках общей цепочки создания добавленной стоимости на природный газ. Демаркационная граница размылась. В результате обмена активами и пакетных соглашений о взаимовыгодных обменах, немецкие компании «Винтерсхаль» и «Е.ОН.Рургаз» (BASF Wintershall и E.ON Ruhrgas) стали участвовать в добыче газа и газового конденсата в Западной Сибири, а «Газпром» при этом расширил свою деятельность по перевозке, торговле и распределении газа в Германии (см. Вестфаль, 2007; Вестфаль, 2009). Деловые связи были очень тесными: «Рургаз» являлся крупнейшим иностранным акционером «Газпрома», имея 6,5%. Побочным эффектом такого тесного симбиоза была слабая диверсификация вне рамок существующих отношений. В этом было рациональное зерно с точки зрения интересов корпоративного бизнеса, но не всегда с точки зрения национальной экономики. И всё же, в «Рургазе», а позже – «Е.ОН.Рургазе» отказались продать стратегические части бизнеса России, несмотря на несколько попыток российской стороны выкупить их.
В 2005 году было подписано соглашение об открытии газопровода «Северный поток». В рамках основного пакета соглашений предполагалось строительство «Северного потока» через Балтийское море. Для правительства Шрёдера строительство прямого газопроводного сообщения между Германией и Россией было приоритетным, учитывая его близкие (личные) отношения с президентом Путиным, в результате которого немецкий газовый рынок станет основным узлом для российского газа.
Суммируя всё вышесказанное: политическое оформление коммерческих отношений изменилось от «желания восстановить дружественные отношения» в 1970-х до восточной политики, предполагавшей «дружественные отношения благодаря взаимозависимости» в 2006 и до «модернизированного партнёрства» в 2009 году. Теперь основной задачей представляется регулирование взаимозависимости стран. С точки зрения Германии, такой переход можно назвать крайне успешным: поставки газа в Германию ещё ни разу не прерывались по политическим причинам. Вот откуда идёт вера Германии в Россию как надёжного поставщика энергии: страна переживала трудные времена, но смогла завоевать доверие, были созданы тесные связи между компаниями и политическими элитами. И несмотря на это, разрыв с рыночными структурами, стимулированный Евросоюзом, привёл к смене деловых интересов и коммерческих моделей.
Интеграция Германии в энергетическую политику Евросоюза и результаты законодательных изменений на рынке, введённых Евросоюзом, изменили устоявшуюся траекторию развития газового рынка Германии: тесные коммерческие связи и соответствующие бизнес-модели прекратили своё существование. В результате ещё даже до российско-украинского конфликта на отношениях России с Евросоюзом отразились различные острые вопросы (контрактные несоответствия, исключение ОПАЛа и «Южного потока», антитрастовые иски против «Газпрома» и российский иск против Евросоюза, поданный в ВТО). Чтобы избежать конфликта в решении этих спорных вопросов и найти пути решения, не обойтись без политического диалога. Но такой диалог, направленный на решение острых проблем, застопорился в связи с общим ухудшением отношений между Германией и Россией.
Формирование новой структуры рынка Евросоюза неоднозначно отразилось на политических и рыночных силах Германии. У страны стало меньше пространства для манёвра: за конечное одобрение исключения ОПАЛа из сферы действия «Третьего энергетического пакета соглашений», например, теперь, после институциональных реформ, отвечает не Берлин, а Брюссель.
Вследствие всех этих перемен, взаимоотношения между странами в сфере энергетики теперь всё более напряжённые, нет больше традиционного желания удовлетворить взаимные интересы на дружественной основе. После присоединения Крыма в марте 2014 года и продолжающегося с 2014-2015 военного конфликта в восточной Украине, уровень зависимости от российского рынка стал вызывать озабоченность. В этом выражается очевидная смена парадигмы, в рамках которой больше не прослеживается взаимозависимости между странами, которая могла бы отчасти помочь решить существующие проблемы, напротив, взаимозависимость сама стала проблемой.
В свете того, что взаимозависимость стран всё сильнее воспринимается как проблема, а не как инструмент для её решения, особенно в общеевропейском контексте, российско-украинский конфликт играет решающую роль. Объяснение этому можно найти в том, что восточные страны-члены ЕС очень сильно зависят от России, что приводит их к восприятию поставок природного газа как к средству шантажа и даже как к инструменту ведения гибридной войны на Украине (Рюле и Грубляускас, 2015). Такое восприятие ситуации преобладает, в частности, среди стран ЕС, находящихся в Восточной Европе. В нынешних обстоятельствах Германия намерена сохранить консенсус между странами-членами ЕС и Россией. А следовательно, вопросы, связанные с Россией и природным газом, стали основными в рамках стратегических обсуждений на уровне Евросоюза. Геополитика взяла верх над экономикой.
Со своей стороны Россия тоже отреагировала на изменения рыночных условий и ухудшение политических взаимоотношений, а «Газпром» стал пересматривать свои соглашения о поставках газа в Европу. Компания прекратила участие в нескольких проектах (исключение из ОПАЛа, 100% поглощение «ВИНГАЗа», «Южный поток»).
Основным пунктом программы изменений для Евросоюза является диверсификация. Правда, её не так-то просто достичь, и это неизбежный вывод. Во-первых, Германия больше не является страной базирования для большой газовой компании. Пакет соглашений ЕС о газовом рынке повлиял на компании, являющиеся основными инструментами обеспечения надёжности поставок. Крупные экспортёры наподобие «Газпрома» сотрудничают с разукрупнёнными компаниями, капитализация рынка у которых гораздо меньше и меньше рычагов, отражая сдвиг в относительной мощности, если укрупнение рыночной мощности, поставляемой потребителю, не очень-то срабатывает. Проще говоря, бывший столп немецкого газового рынка, «Рургаз», слился с «Е.ОН», а потом был переведён в ведение отделения потребтоваров и торговли «Е.ОН», а теперь и вовсе исчезает из структуры основного бизнеса «Е.ОН» из-за объявленного разделения компании в декабре 2014 года. «Винтерсхаль» останется единственным немецким производителем газа, не являющимся частью лиги международных компаний. На рынке нет больших компаний с достаточной капитализацией для самостоятельной реализации крупных инфраструктурных проектов. Во-вторых, критические издержки производства газа и транспортировки его в ЕС Россией, а также избыток произведенного газа в Западной Сибири, на значительный период превращают Россию в поставщика с самыми низкими для Евросоюза ценами, контракты с которым представляются более выгодными, чем у других альтернативных поставщиков энергии. Фактически «Газпром» уже изменил свою стратегию: вместо защиты уровня цен он начал защищать свою долю на рынке. В результате реальная ситуация на рынке не соотносится с геополитически неспокойной ситуацией. Экономическая стратегия очевидна: импортёры и коммерсанты, торгующие товарами потребления, не очень-то стремятся диверсифицировать рынок ради извлечения прибыли и открывать другие источники энергии.
Заключение
В сфере энергетической политики у Германии остаётся всё меньше места для манёвра, тогда как роль Еврокомиссии как главного посредника и переговорщика со странами-поставщиками, не входящими в Евросоюз, растёт.
В то же время с момента наступления российско-украинского энергетического кризиса роль Германии во внешней политике возросла. В какой-то момент, который определится в зависимости от того, как дальше будет развиваться конфликт, наступит необходимость в энергетической дипломатии, политическом переструктурировании и формировании новых энергетических отношений с Россией; вероятнее всего, всё это должно будет пройти при согласии всех 28 стран-членов ЕС. И тут Энергетический союз – как раз тот проект, которому Германии придётся придать содержание вместе с другими странами-членами ЕС. Интересы Германии как страны, переживающей «энергетический поворот», должны состоять в том, чтобы подтолкнуть всех к «единому мнению» по части возобновляемых источников энергии, рационального использования энергоресурсов и экономии энергии. При этом главным ориентиром энергетической политики Евросоюза является ориентир на политику диверсификации от своего основного поставщика ископаемого топлива и стержней ядерного топлива – России. Основную мотивацию при проведении энергетической политики следует трактовать так: страна стремится не менять геополитические риски, а уйти от использования ископаемого топлива и атомной энергии. Тем не менее, в рамках такой стратегии подразумевается, что отношение Энергетического союза к России не несёт дискриминационного характера, как и по отношению к другим странам-поставщикам, не являются дискриминационными и созданные ЕС инструменты и методы. Германии следует в положительном ключе рекламировать газовую политику Евросоюза. Законодательные инициативы о природном газе должны будут отделить экономику природного газа от геополитики. А это значит, надо учитывать, что, вероятно, придётся идти путём расставления приоритетов и уступок в отношении климатической политики и экономической конкурентоспособности. Природный газ должен стать топливом по выбору. Это не обязательно означает, что природный газ увеличивает свою долю в структуре энергетики Германии и прочих 28 стран Евросоюза, но это хотя бы позволит предсказывать объёмы спроса на него. Диверсификация, усиление устойчивости и адаптация инфраструктурных нужд также входят в сферу интересов обеспечения надёжности поставок.
Опубликовано в BSR Policy Briefing 1 / 2015, Centrum Balticum, www.centrumbalticum.org.
Список литературы
EU Commission (2014). COMMUNICATION FROM THE COMMISSION TO THE EUROPEAN PARLIAMENT AND THE COUNCIL on the short term resilience of the European gas system Preparedness for a possible disruption of supplies from the East during the fall and winter of 2014/2015, Brussels, COM(2014) 654 final, 16.10.2014
Eurogas (2013). Statistical Report 2013, Brussels, December 2013.
“European gas demand fell 11% on year in 2014 to 409 Bcm”: Eurogas London (Platts)—25Mar2015/839 am EDT/1239 GMT < http://www.platts.com/latest-news/natural-gas/london/european-gas-demand-fell-11-on-year-in-2014-to- 26049067>.
Fischer, S. (2014). The EU’s New Energy and Climate Policy Framework for 2030. Implications for the German Energy Transition,” SWP Comments 2014/C 55 (December 2014).
International Energy Agency (IEA), World Energy Outlook 2014 (Paris: OECD, IEA, 2014).
Rühle, M. and Grubliauskas, J. (2015). Energy as Part of Hybrid Warfare, in Energlobe, 27 January 2015 < energlobe.eu/aspects/energy-as-part-of-hybrid-warfare>
Stewart, S. (2012). Prämissen hinterfragen. Plädoyer für eine Neugestaltung der deutschen Russlandpolitik,” SWP-Aktuell 50 (August 2012).
Talus, K. (2014). United States natural gas markets, contracts and risks: What lessons for the European Union and Asia-Pacific natural gas markets?. Energy Policy Vol. 74 (2014), 28-34.
Westphal, K. (2007). Germany and the EU-Russia Energy Dialogue. In: Europe’s Future Energy Supply, ed. Pami Aalto (Hampshire: Ashgate, 2007), 93-118.
Westphal, K. (2009). The Russian Factor in the German Energy Market: Energizing Europe Revisited. in Political Economy of Energy in Europe, ed. Gunnar Ferman (Berlin: Berliner Wissenschaftsverlag, 2009), 129-148.
Westphal, K. (2014) Institutional change in European natural gas markets and implications for energy security: Lessons from the German case,” Energy Policy Vol. 74 (2014), 35-43.
Westphal, K. and Severin Fischer (2015). Energy and Statecraft: A German Perspective. in: Reducing Vulnerability: A Transatlantic Approach to Energy Security, AICGS Policy Report No. 60, American Institute for Contemporary German Studies, April 2015, 7-15.
Об авторе
Доктор Кирстен Вестфаль работает при Фонде науки и политики (SWP) Немецкого института по международным вопросам и безопасности в Берлине, Германия. Она ведет работы в области международных энергетических отношений и глобальной энергетической безопасности, а также работала в качестве консультанта в энергетическом секторе. Кроме того, она работала в нескольких миссиях ЕС и ОБСЕ (долгосрочных) в Латинской Америке, Восточной Европе, странах СНГ и Азии.